Вы читаете текстовую версию Разбора
Я не мог поверить, что Леонтьев на самом деле такой. Потому что – ну, что я знал о нём прежде Знал этот мем: Сначала тебе 17, а потом ты моргнул, и вот уже думаешь: «Какая же обалденная песня «Дельтаплан» у Леонтьева». А потом все спорили, правда ли Леонтьев сказал слово «хуй» в том треке. Фоном в детстве вечные разговоры взрослых перед телевизором о том, что он какой-то не такой и бесстыдник. А потом как эти же взрослые пели «Ананасовый сок», не улавливая смысла.
Но за всем этим на самом деле – биография одного из самых сложных артистов страны. Я не знал, что Леонтьев выступил против войны в Афганистане и чуть не поплатился за это карьерой. Как его постоянно отменяли в СССР. А он держал кукиш в кармане. Сплетник Андрей Малахов зачем-то пытался подвязать к биографии Леонтьева – Гитлера. А журнал Тайм назвал нашего певца советским Миком Джаггером.
Ну и конечно – «Дельтаплан». Это оригинал, если что. Безошибочно работающая машина времени. И я всю голову сломал, думая о том, в чем же причины ее бешеной популярности в нынешние времена. И, кажется, понял. Лихие и мрачные 90-е всем порядком надоели, так что новым золотым временем теперь становятся 80-е. И особенно интересно, что среди тех, кто в них сознательно не жил, но воспринял их через телеобразы. Когда в СССР – вместе с костюмами Валерия Леонтьева – уже появился секс, но пресловутый ветер перемен пока еще не принес те испытания, которые ждали нашу страну.
Сегодня мы разберем личность Валерия Леонтьева – большого артиста и шоумена. Человека, который раздвигал границы допустимого в стране тяжелых нравов и трудной жизни. Поговорим о малоизвестных страницах биографии советского Мика Джаггера, как его в 81 году прозвал журнал Time, в его самодельных штанах. Расскажем о человеке, который никогда не боялся быть собой – даже если обществу и власти казалось, что это уже чересчур.
Парень из тайги
Родился Валерий Леонтьев в 1949 году, хотя, конечно, глядя на эти его луки с последнего концерта в Дубае, в это сложно поверить.
Семья Леонтьева жила в селе Усть-Уса. Это такие глухие места республики Коми, что туда три дня на оленях, два дня на собаках. И это не фигура речи: папа Леонтьева работал зоотехником-оленеводом. Так что когда он шел по тундре за оленями, то Валера с мамой шли за ним. При этом, вопреки расхожему мнению, этнически Леонтьев не принадлежит к коренным народам севера: его отец родом из архангельских поморов, а мать – украинка. Так что к Украине он по жизни относился с большим теплом, и многое его связывало с этой страной. Забегая вперед скажу, что Украина даже заслуги Леонтьева оценила раньше, когда в 1987 году дала ему заслуженного артиста. А Россия дала народного только в 1996.
Однако есть и темное пятно в ранней биографии Валерия Яковлевича, которое расползлось по газетным полосам после одного из выпусков «Пусть говорят». Тогда Андрей Малахов в эфире выдвинул версию о том, будто бы настоящей матерью Леонтьева является его старшая сестра Майя. Но на момент его рождения она была еще слишком юной, так что ее мать – Екатерина Ивановна – якобы записала мальчика на себя.
Возможно, Леонтьев нашел бы, что сказать, если бы лично присутствовал на том эфире, и его туда даже приглашали. Однако артиста смутило то обстоятельство, что его судьбу продюсеры Малахова предлагали обсуждать вместе с биографией Гитлера. И вот хотя на передачу Леонтьев не пришел и даже будто бы собирался подавать в суд на Малахова за то, что поставил его в один ряд с нацистским лидером, – однако же насчет того, кто же все-таки его мама, крепко задумался. Ведь всю жизнь он считал своей матерью – маму, Екатерину Ивановну. А сестра ни разу даже не намекнула ему на свое биологическое материнство. Сомнения, навеянные желтой прессой, были настолько мучительными, что Леонтьеву потом пришлось самого себя долго убеждать: что мама – это мама, а сестра – это сестра.
Но всё это станет серьезным вопросом его жизни гораздо позже. А пока же Леонтьев проживает свое суровое советское детство под Воркутой.
Под песню «Дельтаплан» это смотрелось бы даже романтично, но на самом деле отдадим должное характеру Леонтьева – пробиться куда-то сквозь эти вечные снега ему было непросто. Например, когда пришло время подавать документы в институт – он выбрал специальность океанографа на Дальнем Востоке. Но его семье банально не хватило денег на дорогу туда. А мечту о поступлении в московский ГИТИС, зародившуюся тоже в юношеские годы, Леонтьев задвинул уже сам: просто постеснялся своего северного «окающего» говора, который долго потом исправлял.
Колымский гастролер
Парню пришлось на время отказаться от учебы и окунуться в рабочие профессии. Он и на кирпичном заводе вагонетку с сырьем толкал, и на прядильной фабрике оборудование смазывал. Его руки потом еще долго не отмывались от въевшегося смазочного материала. Но везде Леонтьев использовал малейшую возможность, чтобы петь: хоть на стройке, хоть в пещере, хоть в лесу. Такова, по его признанию, его единственная возможная форма существования. А еще у Леонтьева смолоду был свой если не нравственный, то во всяком случае чувственный манифест, который он хотел доносить со сцены.
Благодаря этой страсти Леонтьев шаг за шагом пробивал себе дорогу – сначала через художественную самодеятельность и участие в областных песенных конкурсах. А вслед за победами у него уже случилось и обучение в Москве – в «Творческой мастерской эстрадного искусства». Ну, и формальный статус тоже: в 1973 году вокалиста Леонтьева приняли в ансамбль «Мечтатели» при сыктывкарской филармонии. Вот каким его увидели новые товарищи и особенно бас-гитаристка Людмила Исакович, его будущая жена и главная женщина жизни.
И Леонтьев со своим тазиком не прогадал. Потому что с учетом реальности тех лет гастрольная жизнь была далека от комфорта. Вот, например, какие воспоминания остались у Леонтьева от его первого настоящего, «профессионального» концерта, в одном из сельских клубов республики Коми:
«На улице было -38 °C. Примерно столько же – в здании. Мы нашли лопату, раскопали сугроб, извлекли из него дрова, скололи с них лед, заложили в печку, плеснули бензина из бензобака автобуса и спустя несколько часов смогли снять верхнюю одежду. В назначенное время пришли и сели на лавки все 40 зрителей. Сначала согрелись их тела, а по ходу концерта и души»
Но и это не самые экстремальные условия, в которых Леонтьев оказывался на заре своей карьеры. На время отпусков в филармонии они с ансамблем часто брали подработки – например, 47 зимних концертов на Колыме. И вот во время них их поселили где-то в выстуженном здании детского интерната – и грелись музыканты с помощью самодельного обогревателя, который они соорудили из электроплитки.
Некисло так для чувака, которого мы привыкли ассоциировать с леопардовым трико, да?
Так бы Леонтьев и грел бы души аборигенов севера до самой старости, если бы в 1979 году не перешел в горьковскую филармонию (сейчас это Нижний Новгород). А оттуда не попал бы на песенный конкурс в Ялту. Там он исполнил 12-минутную симфоническую балладу «Памяти гитариста».
Посвящалась песня – разумеется, об этом не говорили вслух, а только подразумевали – Джимми Хендриксу. Вероятно, величайшему гитаристу в мире – обладателю виртуозной техники и пионеру новаторской игры на электрогитаре. А создали ее два прославленных советских автора: композитор Давид Тухманов (это он написал музыку для всем известной песни «День Победы») и поэт-шестидесятник Роберт Рождественский.
Рождественский тогда едва-едва вылезал из-под опалы, в которой оказался из-за критики Никиты Хрущева. Это случилось еще в 1963 году, когда на встрече партийного руководства с деятелями культуры, Рождественский зачитал свое стихотворение-манифест «Да, мальчики!». Это было обращение молодого поэта к своему поколению, которое старики критиковали за то, что «молодежь нынче не та». Ну, собственно, через это проходит любая молодежь, во все вообще времена. Но у «стариков» тогда был главный козырь в этом разговоре – у них за плечами была война. И вот Рождественский от лица поколения как бы извинялся перед стариками. Типа: просим прощения у вас за то, что поздно родились и не повоевали, как вы. Виноваты мы, извините.
Хрущеву, думаю, тут послышалось издевательство, к тому же дальше Рождественский, обращаясь уже к своему поколению, говорит «не нам брюзжать, не нам копить обиды». Ну а если не вам, то кому? Старикам-фронтовикам, выходит? Короче, Хрущев на этот манифест разозлился, раскритиковал Рождественского за то, что тот присвоил себе право говорить от лица всей молодежи, у которой вообще-то уже есть свой представитель и наставник – коммунистическая партия. Ну и до отставки Хрущева Рождественский не печатался.
Но ведь по справедливости он правда был большой поэт, и конечно, после отставки Хрущева былая слава быстро к нему вернулась. И Леонтьев – сам из того самого послевоенного поколения, хоть и в золотых трусах – ведь как чувствовал, когда выбирал песню именно на его стихи! Да, певец был не чужд художественных диверсий против советской власти, и скоро его ждал такой же драматичный поворот судьбы.
Русский Мик Джаггер
Но пока вернемся к ялтинскому песенному конкурсу 1979 года и выступлению Леонтьева. Членам жюри он тогда понравился. Но к его внешности всё же возникли вопросы, хотя в те времени он еще не носил эпатажных костюмов. За кулисами его предупредили: если не сбреет усы, то не видать ему призовых мест. Уверен, с усами вы Леонтьева еще не видели! Так что вот он, шок-контент из 70-х.
От усов Леонтьев тогда действительно избавился и в возрасте 30 лет, наконец, одержал свою первую крупную победу в Ялте. Следом, в 1980, его отправили на болгарский песенный конкурс «Золотой Орфей» – и снова он победил. Тогда подобные конкурсы были основным социальным лифтом для эстрадных исполнителей. Например, Алла Пугачева в 1975 проснулась всенародно известной после того же «Золотого Орфея». Вот и Леонтьев теперь получил доступ к госстудии звукозаписи «Мелодия». Это был оглушительный успех. И я даже не знаю, с чем его сравнить. Ну это как если бы сейчас успешный, но еще не раскрученный рэпер из Сыктывкара попал в руки к Басте на «Газгольдер». Хотя даже круче, потому что «Мелодия» в Союзе была единственным звукозаписывающим лейблом.
Казалось, что стеклянный потолок наконец-то пробит. Но Леонтьев – даже без усов – всё-таки не вписывался в советские реалии. На новогоднем огоньке наступающего 1980 года он снимался уже в статусе восходящей звезды – с песней Тухманова «Кружатся диски». Но из финального монтажа всемогущий председатель Гостелерадио Сергей Лапин – этакий Константин Эрнст тех времен – Леонтьева вырезал. Версии, почему это произошло расходятся: то ли Лапина смутило новомодное слово «диск-жокей», прозвучавшее в песне, то ли движения Леонтьева показались ему слишком «вертлявыми». Но вот сам композитор Тухманов в интервью «Аргументам и фактам» приводит еще третью версию: по его словам, именно в момент отсмотра новогоднего материала Лапину позвонили и сообщили о вводе советских войск в Афганистан. Он стал чернее тучи и со словами: «Что у нас тут, ипподром, что ли?» – велел вырезать скачущего Леонтьева из шоу.
Так что эстетическое расхождение с советской властью у Леонтьева случилось еще до появления в его гардеробе кожаных штанов в обтяжку. Совпадение или нет, но Леонтьев пошел в модный разнос именно после первых идеологических претензий к его творчеству. Словно действовал впику. Известна история про то, как в 1981 году во время гастролей артистов из стран соцлагеря Леонтьев выменял у них на водку серебряные эластичные джинсы – в СССР таких было не достать. А еще концертные сапоги на два размера меньше – несмотря на кровавые мозоли Леонтьев потом еще долго в них выступал. Не поручусь, что это те самые серебряные джинсы, но уникальную органику Леонтьева тут уже не скрыть. Он сам признавался, что в обычных костюмах просто не мог петь, и чувствовал себя «дураком с витрины». А в ателье по его собственным лекалам шить отказывались – ведь это было не по ГОСТу. Так что Леонтьеву пришлось освоить еще одно ремесло: он сам придумывал себе костюмы, кроил их и шил на машинке.
Короче, в один день Леонтьев, что называется, допрыгался. В таком костюме тореадора он выступил на фестивале «Ереван-81» – это был первый за всю историю СССР рок-фестиваль с участием полуподпольных коллективов. Но западная пресса была там вполне официально. И тут же сравнила фест с американским Вудстоком 69 года – чтоб вы понимали, это был образец философии «секс, наркотики, рок-н-ролл» на 500 тысяч человек. В Ереване всё было, конечно, поскромнее, но зато авторитетный американский журнал Time посвятил ему целый разворот и упомянул там Леонтьева! Автор статьи назвал его танцующим рокером, по исполнению схожим с Миком Джаггером и Михаилом Барышниковым. Для любого артиста это сравнение было бы лестным. Мик Джаггер – легенда рока из Rolling Stones. Михаил Барышников – один из величайших танцовщиков балета с невероятным артистизмом и космическим прыжком. Ну а кому-то наверное знаком по сериалу «Секс в Большом городе».
Вот только для советских чиновников картина смотрелась иначе. Для них Джаггер – это лицо ненавистного капиталистического рока, а Барышников – невозвращенец и предатель. Всё это бросало тень и на самого Леонтьева. Как говорится, «сегодня носит Adidas, а завтра родину продаст». Короче, Леонтьева больше нельзя было допускать до зарубежных выступлений, даже в союзную Болгарию, а заодно и московских концертов – от греха подальше, как говорится. На практике выглядело это так: если он был заявлен на концерт, то в последний момент в его гримерке оставляли записку: «артист Леонтьев в концерте не участвует». Или его просто физически не пускали на концертные площадки. Например, так было с творческим вечером его товарища Давида Тухманова в 1982 году.
Но удивительное дело: даже в годы «запрета» Леонтьева многие концертные площадки – не считая Москвы, Киева и прославившего его Крыма – охотно приглашали артиста, и публика на него ходила. Например, именно в тот период у Леонтьева сложились теплые отношения с Ленинградом и его главной площадкой Большим концертным залом «Октябрьский».
А посмотреть у Леонтьева в ту пору было на что. В музыкальном плане он стал сотрудничать с композитором Раймондом Паулсом, который писал для всех главных звезд тех лет. А еще Леонтьев превратил свою безудержную сценическую пластику, за которую его так невзлюбили партийные чиновники, в фишку. Вот посмотрите, на этот танец под главный тогдашний хит «Светофор», который в новое время стал мемом.
Но больше всего мне, конечно, нравятся невозмутимые советские зрители, которые еще не знали, что на концертах можно выражать эмоции. Ведь общепринятую стандарт, как держаться на сцене мужчине-исполнителю, задавали Муслим Магомаев и Иосиф Кобзон. То есть мужики в пиджаках-смокингах с каменным лицом и минимумом движений. Но готов поспорить, что Леонтьев уже тогда был для всех глотком свежего воздуха. Или «сияющим лучом» – как он сам называл свой образ.
Критик афганской войны
Конечно, при такой популярности у зрителей опала Леонтьева должна была рано или поздно кончиться. И главную роль в этом сыграл Раймонд Паулс: у него уже было достаточное влияние и самое главное – большой репертуар одобренных композиций, которые не противоречили советской идеологии. Так что Паулс в 1984 году силой авторитета просто заявил Леонтьева на свой творческий вечер в главном московском концертном зале «Россия». И партийные чиновники, сидевшие в первых рядах, этому не воспрепятствовали.
На том концерте Леонтьев для приличия, конечно, приоделся в костюм-тройку и даже сдерживал свои танцевальные порывы. Но зато – наверное, в качестве кукиша в кармане – включил в программу такой вот кордебалет. Такие номера с танцорами позже станут его визитной карточкой. А это уже из более позднего Леонтьева. Но думаю, что по меркам 84-го года и самый первый кордебалет Валерия смотрелся столь же смело.
Но Леонтьев не был просто эксцентриком в вызывающих костюмах. Мы привыкли думать про советских звезд эстрады, что все они были сплошь молчаливые соглашатели – а бунтовали только молодые рокеры. Но это вообще ни разу не так. Возьмем того же Леонтьева: он оставался верен своему эпатажному сценическому образу – но при этом поднимал действительно важные вопросы. Например, в 1985 году с ленинградской сцены он спел песню «Афганский ветер»: о войне, на которой советские солдаты – во имя абстрактного интернационального долга – тысячами гибли в боях за очередной кишлак. В частности, в песне были такие слова: «Зачем стучишься, похоронка в панельный дом?» или: «Не в сорок первом под Калугой, где холм высок, в восьмидесятом под Кабулом – ничком в песок».
А знаете, кто был автором этой песни? Только не падайте – Игорь Николаев!
И чтобы вы понимали. Подвергать тогда сомнению целесообразность афганской войны – это все равно что сейчас осуждать с российской сцены «СВО». Точно так же события в Афганистане назывались оказанием интернациональной помощи, а не войной. А о потерях в этой войне также было запрещено говорить.
И хотя по настоянию партийного начальства песню пришлось убрать из программы, Леонтьев сам вызвался поехать в Афганистан с концертом – чтобы своими глазами увидеть, что там творится и правда ли, что там такие огромные потери. И вот с чем он столкнулся в первые же минуты.
Афганскую тему Леонтьев не оставил, даже когда с началом горбачевской перестройки она перешла в разряд вроде бы пройденных, неактуальных. И в 1988-м он исполнил песню Игоря Талькова «Забинтованные лбы» – до этого много лет пролежавшую в столе. В ней – и сожаление об уже покалеченных ребятах. И пророчество, что вскоре война может повториться: ВСТАВКА
Король гротеска
Можно спорить о том, подходит ли леонтьевская подача для такой серьезной темы. Но иногда абсурд – это лучший способ донести ужас происходящего. А бывает и так, что это вообще единственный способ. Возьмем, например, запрещенную у нас к прокату черную комедию «Смерть Сталина» режиссёра АрмАндо ИаннУччи. В ней репрессии показаны намеренно утрировано и смехотворно: например, после смерти Сталина чекисты вывозят с его дачи всё имущество и по цепочке расстреливают друг друга – секретность же. А когда отъезжает последняя груженная машина, то главный чекист – руководитель этой операции – глядя в камеру, услужливо стреляется и сам. По итогу именно эти гротескные сцены пробирают зрителя куда больше, чем если бы всё было воссоздано «по секретным документам».
Осознанно или нет, но и Леонтьев работал на таком разрыве шаблона. Можно сказать, что его творческим методом была эстетика вульгарного – которая в 70-80-е считывалась как протест против лицемерной советской морали. Вы удивитесь, но о Леонтьеве существуют даже целые культорологические исследования, в которых его называют немного-немало «иконой советского кэмпа». Кэмп – это стиль, в фундаменте которого лежит эстетизация дурного вкуса, искусственности, гротеска избыточности и фарса. Но его реальное отличие от дурного вкуса – то есть китча – заключается вот в чём: кэмп – это осознанное дурновкусие. Кэмп подходит к нему игриво и несерьезно, а еще может содержать в себе какие-то пост-ироничные намеки и отсылки.
И Леонтьев правда умел быть одноврЕменно и искренним, и несерьезным в своих экстравагантных образах.
Чего стоят хотя бы его актерские работы! Например, в фильме «Экстрасенс» 1992-го года он сыграл злодея-мага-колдуна по прозвищу Китаец. Вот эти фееричные кадры: ВСТАВКА
Неудивительно, что Леонтьев так изящно вписался в оккультно-средневековую стилистику. Чуть раньше он уже отыгрывал роли сразу трех персонажей – Сатаны, Шута и Джордано Бруно – в грандиозной рок-опере «Джордано» композитора Лоры Квинт: ВСТАВКА
Пожалуйста, наделайте кто-нибудь мемов с Леонтьевым в этих образах!
Но, конечно, вершиной фарса и непотребства в его карьере стала эта песня 95-го года: ВСТАВКА
Поклонники по сей день оставляют под ней восторженные комментарии, но тогда эксперимент казался скорее неудачным. Эта композиция появилась в рамках новаторского для Леонтьева альбома «По дороге в Голливуд» – записанного в США по американским лекалам. А уже на базе этого альбома Леонтьев поставил и одноименное шоу – на российской сцене тогда построили даже декоративный водопад.
Но зрителю вся эта новизна была не нужна. К тому времени люди уже успели попробовать той самой свободы, которая для многих ассоциировалась в том числе и с агрессивной сексуальностью. Ну и потихоньку, устав от неопределенности 90-х, начинали уже тосковать по прежней стабильности 80-х. А Леонтьев для многих был главным саундтреком той прекрасной эпохи, когда вроде уже всё можно – но еще и не совсем голодно. Одним словом, как позже признавался Леонтьев в интервью газете «Коммерсантъ»: «Публика сидела, вежливо хлопала и ждала, когда же будет “Светофор” с “Дельтапланом”».
Раскрепощенность на сцене и откровенные образы привели к тому, что Лентьева стали воспринимать как открытого гея. Притом что он не был ни открытым, ни закрытым. Но публика даже в 90-е не могла привыкнуть к мысли, что яркий мужчина на сцене — это только яркий мужчина.
Думаю, примерно тогда Леонтьев и уловил из воздуха, в чем, собственно, и заключается его собственная персональная миссия. И заключалась она в том, чтобы он, такой интеллигентный и думающий, на сцене до конца оставался в этой сеточке и перьях. Именно таким он интересен и нужен людям – в качестве обезболивающего, что ли. В качестве напоминания о том, что прежде и небо было голубее, и деревья были зеленые. А может, всё еще и будет? И в какой-то момент Леонтьев зацементировал себя в этом образе, перестал эволюционировать. Он продолжал ставить красочные шоу-программы и, несмотря на возраст, исполнял сложные танцевальные номера. И – год за годом, десятилетие за десятилетием оставался востребованным, даже любимым. Ведь Валерий Леонтьев – весь про эрос, чувственность и ананасовый сок. Он никогда этого не скрывал, и любили его ровно за это.
Но у всего этого была и цена. Чтобы оставаться для зрителей таким «сияющим лучом», Леонтьев отказался от острых вопросов. И уже не торчал острым гвоздем, как когда-то с афганской темой. Про Чечню, к примеру, он уже таких вопросов не задавал. И в том самом гастрольном чёсе за Ельцина тоже принимал участие.
ВСТАВКА
Все 90-е, нулевые и десятые он – не то, чтобы был на хорошем счету у власти, но по крайней мере точно не становился ее врагом. А иногда даже позволял себе каплю пикантного троллинга на контрасте с государственным официозом.
В лейт-найте американского комика Джимми Феллона, кстати, очень уморительно разыгрывается сходство двух типажей.
Но что-то сломалось в этой конструкции после 22-го года. Нет, Леонтьев не делал никаких громких заявлений – он просто молча ушел в тень, а затем и вовсе оставил сцену – якобы по возрасту. Большую часть времени он сейчас проводит со своей женой Людмилой в Майами, и, несмотря на объявление о завершении карьеры, всё же продолжает выступать на частных концертах. Ну а кроме того, прошлой осенью, например, он блистал на юбилейном вечере композитора Игоря Крутого. А потом еще и выступил на концерте в Дубае.
Такой «уход со сцены» и тут же Дубай… Сложно придумать более изящный способ сказать всё, ничего не сказав. Вот и его близкая подруга Лайма Вайкуле, которая изначально поддержала Украину и разорвала связи со всеми бывшими коллегами, по-прежнему очень тепло отзывается о Леонтьеве – ведь у него «ничего не изменилось» и «он не изменил себе».
Леонтьев замолчал. И, конечно, все всё понимают. Вот и государственное информагентство РИА «Новости» недавно выпустило о нем статью с заголовком: «Собирал стадионы, а теперь стрижет собак». Имеется в виду груминг-салон жены Леонтьева, которая владеет еще и зоогостиницей в Майами.
Казалось бы, где официозные РИА «Новости» и где грумминг-салон в Майами? Почему вдруг они этим заинтересовались? И с каких пор зарабатывать на жизнь своим трудом вдруг стало постыдно?
Но кто бы что ни говорил, а к Леонтьеву грязь всё-таки не прилипает. Несмотря на подчеркнутую эксплуатацию сексуальной тематики в своем творчестве, он за всю карьеру не был замечен ни в одном скандале и – в отличие от борцов за традиционные ценности из путинской верхушки – прожил жизнь с единственной женой.
Может, он так и не стал лицом бунта – но этически и эстетически никогда не сливался с генеральной линией. Ни при старых Советах, ни при нынешних. Он всю жизнь противопоставлял этой хтони, культу разрушения и смерти свою искренность, страсть и хулиганское жизнелюбие.
Продолжение следует…
